Задумав очередной побег из дома, главный герой мысленно вновь переживает все перипетии своей жизни за последние двадцать лет: службу в армии, работу на космос, горький хлеб челнока и тихое офисное прозябание банковского служащего. В минуты, когда должен сделать окончательный выбор между женой и любовницей, он вспоминает всех своих женщин, словно заново решая свою судьбу...

— О чем ты все время думаешь?

— Я?

— Ты!

— А ты о чем?

— Я — о тебе!

— И я — о тебе… — Башмаков, по сложившемуся обычаю, поцеловал коричневый, похожий на изюмину, девичий сосок и вздохнул про себя: «Бедный ребенок, она еще верит в то, что лежащие в одной постели мужчина и женщина могут объяснить друг другу, о чем они на самом деле думают!»

— А почему ты вздыхаешь? — спросила Вета, согласно тому же обычаю, подставляя ему для поцелуя вторую изюмину.

— Поживешь с мое…

— Я обиделась! — сообщила она, специально нахмурив темные, почти сросшиеся на переносице брови.

— Из-за чего? — превозмогая равнодушие, огорчился он.

— Из-за того! До меня ты не жил… Не жил! Ты готовился к встрече со мной. Понимаешь? Ты должен это понимать!

Свою правоту она тут же начала страстно доказывать, а он терпеливо отвечал на ее старательную пылкость, чувствуя себя при этом опрокинутым на спину поседелым сфинксом, на котором буйно торжествует ненасытная юность.

— Да, да… Сейчас… Сейчас! — болезненно зажмурившись, в беспамятстве шептала Вета и безошибочным движением смуглой руки поправляла длинные спутанные волосы.

Эта безошибочность во время буйного любовного обморока Башмакова немного раздражала, но зато ему нравилось, когда Вета внезапно распахивала антрацитовые глаза — и слепой взгляд ее устремлялся в пустоту, туда, откуда вот-вот должна была ударить молния моментального счастья…

Девушка открыла глаза. Но совсем не так, как ему нравилось: взгляд был испуган и растерян. Горячее, трепещущее, уже готовое принять в себя молнию тело вдруг сжалось и остыло. Мгновенно. Башмаков даже почувствовал внезапный холод, сокровенно перетекающий в его тело, будто в сообщающийся сосуд.

«Наверное, так же чувствуют себя сиамские близнецы, когда ссорятся, — предположил он. — Сейчас спросит про Катю…»

Повесть "Парижская любовь Кости Гуманкова – о любви, всегда такой разной и необъяснимо знакомой. Это трогательная и смешная история, приключившаяся с советским туристом, который впервые оказался за рубежами своей пока еще социалистической родины, в блистательном и изобильном Париже.

Наш пивной бар называется «Рыгалето», хотя на самом деле он никак не называется, а просто на железной стене возле двери можно разобрать полустершуюся трафаретную надпись:

Павильон No 27
Часы работы: 10.00 – 20.00
Перерыв с 13.00 до 14.00
Выходной день – воскресенье

Павильон! Это мы умеем: вонючую пивнушку назвать павильоном, душную утробу автобуса – салоном, сарай с ободранным киноэкраном – Дворцом культуры. Павильон… Его сооружали прямо на моих глазах: варили из металлических труб и листового железа, а потом красили в ненавязчивый серый цвет. Но тогда никто и не догадывался, что это будет пивнаяДумали, ну – вторсырье, ну, в лучшем случае, овощная палатка. Даже спорили на бутылку, но никто не выиграл, никому даже в голову не залетало: ПИВНОЙ ПАВИЛЬОН!

А происходило все это пятнадцать, нет, уже шестнадцать годиков назад. Я только-только окончил институт и распределился в только-только созданный вычислительный центр «Алгоритм». Если помните, страна в то время переживала эпоху всеобщего «асучивания», и казалось, наконец-то найдено совершенное и безотказное средство против нашего необоримого бардака: мол, ЭВМ не проведешь и не обманешь!

Первым весть о пивной, будто бы открывающейся в железном сооружении, принес Букин, наш местный алгоритмовский правдоискатель, отдававший все силы делу борьбы за справедливость, разумеется, в рамках господствующего беззакония. К тому же, страдая почками, он абсолютно не пил – и это придавало его деятельности оттенок мученичества.

– Поздравляю! – горько сказал Букин, входя в машинный зал.– Будет пивная. Я видел, как разгружали автоматы!

– Ура-а! – завопили мы, вскочив со своих мест.

– Чего – ура?! – затрясся наш правдолюб.– Будет вам теперь– «Все об АСУ»…
Мы дружно заржали, ибо второй, сокровенный, смысл названия этого популярного в те годы справочника являлся предметом издевательств для целого поколения программистов. Но, конечно, тревога Букина была обоснована: жил он от «Рыгалето» неподалеку, а во что превращаются подъезды домов вблизи пивных точек, общеизвестно. Но нам, молодым, веселым, умеренно выпивающим и живущим у черта на рогах, эти опасения Букина казались смешными, а грядущие нерукотворные моря в подъездах – по колено!

Зато только представьте себе: выйдя в 17.15 из нашего стеклянного ВЦ, где даже мыши не размножаются по причине всеобщей прозрачности, вы как бы между прочим заглядываете в свою пивную, привычно вдыхаете табачно-дрожжевой запах, бросаете в светящуюся щелку монетку, предварительно подставив под кран свою кружку (гигиенично, да и посуду искать не нужно) и нежно наблюдаете, как автомат, утробно крякнув, выдает вам одним пенным плевком 385 граммов жигулевского пива, а поскольку ваша собственная кружка в отличие от казенной вмещает целый литр, можно повторить, как говорится, не отходя от первоисточника.

Герои повести «Небо падших» – бизнесмен и его секретарша, со всеми вытекающими из этого последствиями. Их отношения – от банальной связи к трагической любви – описаны с психологической точностью, неповторимым чувством юмора и утонченной эротической дерзостью…

Боязнь опоздать на поезд – верный признак того, что молодость позади. Было время – и я, вскинув на плечо здоровенный чемодан, в спринтерском рывке мчался, догоняя габаритные огни последнего вагона. А ведь догонял! Догонял буквально за миг до того, как обрывалась платформа и лоснящиеся стальные рельсы, точно змеи, расползались в разные стороны. Я всегда опаздывал и ни разу не опоздал по-настоящему. Мне даже нравилось, пришпоривая беспечальную застойную жизнь, создавать себе трудности и успешно их преодолевать. Молодость столько сил тратит на придуманные трудности, что у зрелости почти не остается сил на борьбу с трудностями настоящими. Возможно, именно в этом главная драма человеческой жизни…

И вдруг однажды мне разонравилось опаздывать, опостылело с замиранием сердца следить за дробным бегом секундной стрелки и скрежетать зубами, когда флегматичный таксист законопослушно тормозит на красный свет. Я стал приезжать на вокзал заранее и к моменту отправления уже сидел в теплых тапочках на своем месте, терпеливо дожидаясь скрежещущего первотолчка, с которого начинается путь к цели.

В тот ве­чер я уез­жал из Пи­те­ра на «Красной ст­ре­ле» пос­ле уни­зи­тель­ных пе­ре­го­во­ров с «СПб-фильмом». Мой сце­на­рий о матери-одиночке, ко­то­ра­я – что­бы про­кор­мить де­тей – ста­ла кил­лер­шей, был от­вер­г­нут окон­ча­тель­но и бесповоротно. Мне объяви­ли, что в сценарии соп­лей го­раз­до боль­ше, не­же­ли кро­ви, а следовательно, фильм не бу­дет иметь кас­со­во­го ус­пе­ха. Я спо­рил, до­ка­зы­вал, что имен­но оби­лие соп­лей, а не кро­ви обес­пе­чи­ва­ет пол­ные сбо­ры. Я про­сил осо­бое вни­ма­ние об­ра­тить на цен­т­раль­ный эпи­зод, ког­да мать-одиночка меж­ду дву­мя за­каз­ны­ми убий­с­т­ва­ми за­бе­га­ет до­мой – по­кор­мить грудью мла­ден­ца. Я счи­тал этот эпи­зод ше­дев­ром, дос­той­ным Люка Бес­со­на. Но продюсер, мо­ло­дой, ко­рот­ко ст­ри­жен­ный бал­бес, так не счи­тал. Он сов­сем не­дав­но при­шел в кино из во­доч­но­го биз­не­са, был не­умо­лим и даже со­би­рал­ся взыс­кать с меня вы­дан­ный год на­зад и давно про­еден­ный аван­с, если я в течение двух ме­ся­цев не со­чи­ню для сту­дии сце­на­рий «забойной» эро­ти­чес­кой ко­ме­ди­и. Про­дю­сер, по слухам, со­жи­тель­с­т­во­вал с известной пи­тер­с­кой ст­рип­ти­зер­шей, во­об­ра­жа­ющей себя еще и актрисой. Мне не ос­та­ва­лось ни­че­го дру­го­го, как сог­ла­сить­ся. Он об­ра­до­вал­ся так, слов­но я толь­ко что про­дал ему свою бес­с­мер­т­ную ду­шу, он даже прос­тил про­еден­ный аванс и распорядился за счет сту­дии от­п­ра­вить меня до­мой в спальном ва­го­не.

На Мос­ков­с­кий вок­зал я при­ехал за пол­ча­са до от­хо­да и бродил по плат­фор­ме, ожи­да­я, пока по­да­дут сос­тав. Я ду­мал о том, где взять день­ги на ре­монт ста­рень­кой «шестерки», ко­то­рую раз­би­ла моя же­на, по­ехав за по­куп­ка­ми на оп­то­вый ры­нок. Надо было так­же пла­тить за дочь, пос­ту­пив­шую на кур­сы ви­за­жис­тов. Хо­лод­ный мар­тов­с­кий ве­тер про­ду­вал нас­к­возь мой фин­с­кий плащ, куп­лен­ный де­сять лет на­зад на зак­ры­той рас­п­ро­да­же, ус­т­ро­ен­ной для де­ле­га­тов съез­да со­вет­с­ких пи­са­те­лей. А ведь я, мыс­лен­но рас­п­ре­де­ляя день­ги за сце­на­рий о кормящей кил­лер­ше, со­би­рал­ся ку­пить себе длин­ное ко­жа­ное паль­то с меховой под­с­теж­кой. Ку­пил…

По­да­ли сос­тав. Про­вод­ни­ца гля­ну­ла в мой би­лет и, бур­к­нув: «Первое ку­пе, вто­рое мес­то…» – сп­ря­та­ла его в раскладывающийся план­шет с карманчиками. В теплый ва­гон я во­шел пер­вым. Уз­кий про­ход ус­ти­ла­ла ков­ро­вая до­рож­ка, а со сте­ны сви­са­ли веч­но­зе­ле­ные плас­т­мас­со­вые рас­те­ни­я. Ди­ван­чи­ки в двухместном купе были ак­ку­рат­но зап­рав­ле­ны нак­рах­ма­лен­ным бельем, ис­пус­кав­шим ед­кий за­пах ис­кус­с­т­вен­ной све­жес­ти. В изголовьях, точ­но на­по­ле­онов­с­кие тре­угол­ки, сто­яли по­душ­ки. Я пе­ре­одел­ся в спортивный кос­тюм с эмблемой «Спартака» на гру­ди и меховые та­поч­ки, а стоптанные баш­ма­ки вмес­те с дорожной сум­кой из пот­рес­кав­ше­го­ся дер­ма­ти­на за­тол­кал по­даль­ше под си­денье. И стал смот­реть в окно, для развлечения пы­та­ясь уга­дать сво­его со­се­да по ку­пе.

«Юрий Поляков – один из моих любимых современных писателей. Его стиль узнаваем с первых строк, его сюжеты не отпускают до последней страницы, его меткие слова и сравнения западают в память, а диалоги увлекают емкой легкостью. Его пьесы – редкое явление нынешней драматургии. Они очень современны, хотя написаны по классическим канонам без хаотичного новаторства, скрывающего беспомощность. Его герои говорят на живом, настоящем русском языке…
Репризы и неологизмы из пьес давно перекочевали в живую речь, а это верный признак народности писательского дара.
И еще одна особенность этих пьес: они захватывают тебя не только тогда, когда разыгрываются на сцене. Читать их тоже очень интересно. Большая редкость не только по нынешним временам…»