.jpg)
Избрав путь больного, Макмерфи пытается наладить отношения в клинике, но натыкается на стену непонимания. Рэндл делает все, чтобы разбудить чувство собственного достоинства у пациентов, восстает против правил и недоумевает, почему, хоть и нездоровые, но, все же, мужчины не восстанут против вмешательства в их личную жизнь. Персонал пресекает все попытки Рэндла очеловечить отделение и он, всем назло, собирает группу пациентов и сбегает с ними на рыбалку.В ходе событий Макмерфи знакомится с индейцем по кличке Вождь и осознает, что почти все его новые знакомые находятся здесь добровольно, прячась от окружающего мира. В это время медицинский консилиум решают, что Рэндл симулирует болезнь и должен отправиться обратно в тюрьму, но сестра Милдрет имеет виды на странного пациента, поэтому настаивает на продолжении его лечения. Единственный шанс избежать издевательств со стороны персонала – побег.
.jpg)
Они там. Черные в белых костюмах, встали раньше меня, справят половую нужду в коридоре и подотрут, пока я их не накрыл. Подтирают, когда я выхожу из спальни: трое, угрюмы, злы на все - на утро, на этот дом, на тех, при ком работают. Когда злы, на глаза им не попадайся. Пробираюсь по стеночке в парусиновых туфлях, тихо, как мышь, но их специальная аппаратура засекает мой страх: поднимают головы, все трое разом, глаза горят на черных лицах, как лампы в старом приемнике. - Вон он, вождь. Главный вождь, ребята. Вождь швабра. Поди-ка, вождек. Суют мне тряпку, показывают, где сегодня мыть, и я иду. Один огрел меня сзади по ногам щеткой: шевелись. - Вишь, забегал. Такой длинный, яблоко у меня с головы зубами может взять, а слушается, как ребенок. Смеются, потом слышу, шепчутся у меня за спиной, головы составили. Гудят черные машины, гудят ненавистью, смертью, другими больничными секретами. Когда я рядом, все равно не побеспокоятся говорить потише о своих злых секретах - думают, я глухонемой. И все так думают. Хоть тут хватило хитрости их обмануть. Если чем помогала мне в этой грязной жизни половина индейской крови, то помогала быть хитрым, все годы помогала. Мою пол перед дверью отделения, снаружи вставляют ключ, и я понимаю, что это старшая сестра: мягко, быстро, послушно поддается ключу замок; давно она орудует этими ключами. С волной холодного воздуха она проскальзывает в коридор, запирает за собой, и я вижу, как проезжают напоследок ее пальцы по шлифованной стали - ногти того же цвета, что губы. Оранжевые прямо. Как жало паяльника. Горячий цвет или холодный, даже не поймешь, когда они тебя трогают.
Они там. Черные в белых костюмах, встали раньше меня, справят половую нужду в коридоре и подотрут, пока я их не накрыл. Подтирают, когда я выхожу из спальни: трое, угрюмы, злы на все - на утро, на этот дом, на тех, при ком работают. Когда злы, на глаза им не попадайся. Пробираюсь по стеночке в парусиновых туфлях, тихо, как мышь, но их специальная аппаратура засекает мой страх: поднимают головы, все трое разом, глаза горят на черных лицах, как лампы в старом приемнике. - Вон он, вождь. Главный вождь, ребята. Вождь швабра. Поди-ка, вождек. Суют мне тряпку, показывают, где сегодня мыть, и я иду. Один огрел меня сзади по ногам щеткой: шевелись. - Вишь, забегал. Такой длинный, яблоко у меня с головы зубами может взять, а слушается, как ребенок. Смеются, потом слышу, шепчутся у меня за спиной, головы составили. Гудят черные машины, гудят ненавистью, смертью, другими больничными секретами. Когда я рядом, все равно не побеспокоятся говорить потише о своих злых секретах - думают, я глухонемой. И все так думают. Хоть тут хватило хитрости их обмануть. Если чем помогала мне в этой грязной жизни половина индейской крови, то помогала быть хитрым, все годы помогала. Мою пол перед дверью отделения, снаружи вставляют ключ, и я понимаю, что это старшая сестра: мягко, быстро, послушно поддается ключу замок; давно она орудует этими ключами. С волной холодного воздуха она проскальзывает в коридор, запирает за собой, и я вижу, как проезжают напоследок ее пальцы по шлифованной стали - ногти того же цвета, что губы. Оранжевые прямо. Как жало паяльника. Горячий цвет или холодный, даже не поймешь, когда они тебя трогают.
