Рассказ о десятилетнем мальчике. Ему преподан хороший урок: он вдруг понял, как это плохо — жить бездумно и желать все получить даром, не трудясь…

«Душа моя, что за прелесть бабушкин кот! Я перечел два раза и  одним духом  всю повесть, теперь только и  брежу Трифоном Фалалеичем    Мурлыкиным.   Выступаю    плавно,   зажмуря    глаза, повертывая голову и выгибая спину. Погорельский ведь Перовский, не правда ли?»
	Это письмо послано А. С. Пушкиным из Михайловского в марте 1825, когда в   очередной   книге   петербургского   журнала «Новости   литературы»   за    подписью   «Антоний    Погорельский» была  опубликована  довольно   необычная   повесть  «Лафертовская Маковиница», сразу заставившая говорить о молодом авторе. Собственно автор по возрасту был не так уж и молод, известен был в  Петербурге главным  образом  как  занимавший   высокое  положение в тогдашнем обществе чиновник «со связями», из знатного дворянскго рода, возвысившегося в конце XVIII столетия.
	Однако Погорельский—это литературный псевдоним. Писатель значительное время провел в своем имении — сельце Погорельцах на Черниговщине. Там он и написал свою лучшую повесть — ту, которой так восхищался Пушкин.
	Даже сейчас, по прошествии полутора с лишним веков, «Лафертовская Маковница» читается с тем же удовольствием и увлечением, которые заставили тогдашнее общество, публику и критиков заговорить о новом писателе. Фантастическая, полная озорства и лукавого юмора, эта вроде бы шутливая проба пера и сегодняшнего читателя привлекает своей загадочностью, покоряет чистой прелестью легкого, почти воздушного литературного стиля. А написана «Маковница», как и другие сочинения Погорельского, настоящим, без вычурности, русским языком, что, надо сказать, в те времена встречалось в литературе не так уж часто.
	Последняя фраза в пушкинском письме раскрывает нам настоящую фамилию писателя. Да, Антоний Погорельский, автор знаменитой детской сказки «Черная курица, или Подземные жители», которая наверняка проживет еще не одну сотню лет, — на самом деле Алексей Алексеевич Перовский (1787 — 1836). При его жизни да и долго еще после его смерти эта фамилия была широко известна в царской России. Ее носили потомки знатного вельможи екатерининского времени графа Разумовского и сами занимавшие крупные посты в правительстве и администрации. Алексей Перовский также сменил несколько таких крупных должностей.
	Но для нас чиновник Перовский не представляет интереса. Мы знаем писателя Антония Погорельского, современника и друга Пушкина, участника Отечественной войны 1812 года, автора замечательной сказки про курицу Чернушку, которую так полюбил десятилетний мальчик Алеша и которую вот уже второе столетие вслед за Алешей любят дети и в нашей стране, и в других частях света.
	А 	между тем если бы спросить самого Погорельского, какое место в его творчестве занимает эта детская сказка, он бы наверняка усмехнулся и сказал бы, что сочинил ее просто так, между делом, чтобы развлечь своего маленького племянника. Так оно на самом деле и было. Воспитанию своего племянника Алеши — будущего знаменитого поэта, прозаика и драматурга Алексея Константиновича Толстого — писатель отдавал много времени и творческих сил, переписывался с ним, брал его с собой в заграничные путешествия и даже вместе с ним побывал у великого немецкого поэта Гёте.
	Сам Перовский в юности отличался необыкновенными способностями к наукам, литературе и языкам. Он за два года прошел университетский курс и стал доктором философии и словесности в двадцать лет. Для защиты докторской степени надо было согласно  уставу   прочесть три   пробные  лекции,   чтобы  доказать свое право на преподавание. Алексей Перовский их прочел — на трех языках. Его лекции по естественным наукам, которыми он увлекался, были затем даже изданы отдельной книгой!
	Перовский сделал, как тогда говорили, блестящую карьеру. Однако, поднимаясь по лестнице служебных отличий, он одновременно занимался и литературой — переводил, писал повести, был избран членом Вольного общества любителей российской словесности. И вот в начале 1829 года выходит в свет маленькая детская книжечка. Разве мог думать тогда ее автор, что написанная в духе шутливого наставления «волшебная повесть для детей» станет со временем одной из самых знаменитых сказок, а его литературный псевдоним останется в истории именно благодаря «Черной курице»?!
	Однако случилось именно так. Давно забыты генералы и чиновники Перовские, маленький сборник «взрослых» сочинений Антония Погорельского читают, в основном, историки литературы. А «Черная курица» живет второе столетие! По этой сказке ставят спектакли, сняли кинофильм, ее издания иллюстрируют лучшие художники, ее читают дети многих стран. Вслед за Алешей Толстым мы радуемся и огорчаемся, испытываем горький стыд и сочувствие, путешествуем по волшебному царству маленьких человечков, живущих под землей. И все это написано так ярко, так живо и трогательно, что нам совсем не важно, когда происходили события сказки.
	Алексей Алексеевич Перовский был человеком с замечательно живым воображением и чудесным чувством юмора. О его шутливых розыгрышах в свое время ходили легенды. Однако когда речь заходила о серьезных вещах, не было человека умнее и значительнее. Вот и сейчас, слушая такую, казалось бы, простую историю о чудесах, происходивших с маленьким Алешей, мы не раз задумаемся и не раз зададим себе вопрос «почему».
	И прежде всего — почему нам кажется совершенно правдивой, совершенно жизненной эта история, полная сказочного вымысла? Конечно, потому, что она сочинена талантливым человеком. Но только ли поэтому? А не потому ли еще — и это самое главное, что речь в ней идет об очень для всех людей важном в жизни?
	И что это — самое в жизни важное? Разве оно заключается в умении вовремя «поймать удачу», воспользоваться каким-то исключительно для тебя одного полезным обстоятельством, как это случилось в сказке с маленьким Алешей? В том-то и дело, что, когда мальчику предоставилась возможность чего-нибудь захотеть, и его желание тут же бы исполнилось, он как следует не успел подумать и пожелал того же, чего захотел бы на его месте, пожалуй, каждый: без труда и забот, ничего не делая самому, прослыть самым на свете умным и талантливым.
	Но разве так бывает — пусть даже и в сказке? И к чему это может привести? Вспомни-ка любую народную сказку. Каких только чудес не происходит в них! Каких только великих подвигов не совершают любимые сказочные герои, каких только не строят дворцов по их приказу невидимые слуги, каких только они загадок не разгадывают! Но во всех этих чудесах обязательно есть их  собственный труд, их заслуга, их смекалка и ум. А вот Алеша получил свое волшебное конопляное зернышко, в сущности, даром: за одно маленькое доброе дело. Зато как он стал им пользоваться, этим чудесным даром благодарности! Как быстро он превратился  в лентяя, хвастуна и задаваку! И как легко, ни минуты не задумавшись, «просто так», чтобы избежать наказания, малыш  предал целый подземный народец и своего друга — министра...
 	Это добрая, очень грустная и мудрая сказка. Она не столько повествует о волшебных делах, о чудесах, сколько заставляет нас заглянуть в свое собственное сердце, в свои мысли и подумать  о самих себе, о том, какие мы, кто мы. Не те, кем самим себе кажемся, и не те, какими хотели бы себя видеть, а кто мы такие на самом деле, достойны ли мы считаться настоящими людьми.
 	А ведь именно об этом заставляют нас задуматься лучшие произведения литературы, сочиненные целым народом или умными,  тонко чувствующими и глубоко мыслящими писателями. И сказка  Антония Погорельского — из числа этих произведений. Недаром  великий русский писатель Л. Н. Толстой так любил и так высоко  ценил сказку о маленьком Алеше и Черной курице. Он ставил  эту волшебную повесть для детей рядом с былинами, народными  сказками и пушкинскими стихами по силе воздействия, по мудрости, в ней заключенной.
	М. Бабаева

Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который ещё до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского Острова не было весёлых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской площади отделён был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями, манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом, — одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее… Впрочем, не о том теперь идёт дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, теперь же обратимся опять к пансиону, который лет сорок тому назад находился на Васильевском Острове, в Первой линии.

Дом, которого вы теперь — как уже вам сказывал — не найдёте, был о двух этажах, крытый голландскими черепицами. Крыльцо, по которому в него входили, было деревянное и выдавалось на улицу. Из сеней довольно крутая лестница вела в верхнее жильё, состоявшее из восьми или девяти комнат, в которых с одной стороны жил содержатель пансиона, а с другой были классы. Дортуары, или спальные комнаты детей, находились в нижнем этаже, по правую сторону сеней, а по левую жили две старушки-голландки, из которых каждой было более ста лет и которые собственными глазами видали Петра Великого и даже с ним говаривали. В нынешнее время вряд ли в целой России вы встретите человека, который бы видал Петра Великого; настанет время, когда и наши следы сотрутся с лица земного! Всё проходит, всё исчезает в бренном мире нашем… но не о том теперь идёт дело.

В числе тридцати или сорока детей, обучавшихся в том пансионе, находился один мальчик, по имени Алёша, которому тогда было не более 9 или 10 лет. Родители его, жившие далеко-далеко от Петербурга, года за два перед тем привезли его в столицу, отдали в пансион и возвратились домой, заплатив учителю условленную плату за несколько лет вперёд. Алёша был мальчик умненький, миленький, учился хорошо, и все его любили и ласкали. Однако, несмотря на то, ему часто скучно бывало в пансионе, а иногда даже и грустно. Особливо сначала он никак не мог приучиться к мысли, что он разлучён с родными своими. Но потом мало-помалу он стал привыкать к своему положению, и бывали даже минуты, когда, играя с товарищами, он думал, что в пансионе гораздо веселее, нежели в родительском доме. Вообще дни учения для него проходили скоро и приятно, но когда наставала суббота и все товарищи его спешили домой к родным, тогда Алёша горько чувствовал своё одиночество. По воскресеньям и праздникам он весь день оставался один, и тогда единственным утешением его было чтение книг, которые учитель позволял ему брать из небольшой своей библиотеки. Учитель был родом немец, в то время в немецкой литературе господствовала мода на рыцарские романы и на волшебные повести, и библиотека эта большею частию состояла из книг сего рода.